Журнал "Психология"

Могу ли я положиться на собственные чувства?

В истории европейской философии многие столетия доминировала точка зрения на эмоции как досадную помеху в реализации человеком своих планов и намерений. Традиция недоверчивого, уничижительного отношения к эмоциям восходит к философии Сократа. В своей работе, посвященной древнегреческой трагедии, Ницше обвинил Сократа в том, что его поверхностный рационализм уничтожил величайшее наследие античной драматургии, содержащей глубокие знания о человеческой природе. На протяжении двадцати пяти веков философия обесценивала эмоциональность и не искала путей понимания этой стороны человеческой природы. Культура, школьное образование и семейное воспитание в какой-то степени транслируют именно эту точку зрения. Поэтому и сегодня для многих людей чувства — это их личное дело, о котором не говорят открыто. Поэтому от чувств часто отмахиваются как от “душевного хлама”, которому не следует уделять внимание. Многие в этой связи думают, что лучше скрывать свои чувства, которые неизбежно возникают в жизни как сопутствующее явление или “побочный продукт” психической жизни.  Точно также как мотор, работая, становится горячим, так же возникают и чувства, “разогревая” человека, если только их не “охлаждает” разум. Хочется оставаться невозмутимым, чтобы иметь превосходство над ситуацией, не позволить ей себя затронуть и захлестнуть. Однако чувства не имеют никакого иного значения, кроме того, что они обнаруживают личные склонности и слабости человека, и с этой точки зрения являются как бы его “нижним бельем”. Со своими чувствами человек должен справляться сам, и поэтому лучше было бы вообще не говорить о чувствах и не спрашивать о них.

Вместе с тем способность переживать присуща всем людям. Самые разные события и явления делают человека неравнодушным. Он узнает об этом, испытывая чувства. Многим людям необходимо как можно скорее отреагировать возникающие чувства, поскольку они воспринимаются как нечто мешающее или чужеродное.

Отсюда появляется стремление избавиться от чувств сразу же, как только они возникнут: давление чувств выплескивается вовне — гнев, раздражение, радость проявляются во всей полноте. Такие люди ничего не оставляют для себя, поскольку думают, что накопившиеся чувства могут привести к болезни.

Кроме того, чувства часто мешают спокойному размышлению, нарушают аналитические процессы и затрудняют принятие решения. И все же они обладают огромной властью над человеком.

Вероятно, мы даже не совсем осознаем, что они сопровождают все наши размышления, ощущения, действия и воспоминания. Более того, — переживать что-то как раз и означает испытывать чувства по отношению к чему-либо. Лишь тогда мы “переживаем”. Наши чувства являются энергетической основой для мотивации, сопровождают действие от начала до конца.. Когда мы просыпаемся утром, первое, что мы замечаем — это наше настроение. Мы радостны или грустны, счастливы или расстроены, веселы или раздражены.

Весь период бодрствования вплоть до отхода ко сну вечером пронизан настроениями. В качестве настроения или мотивации, в качестве силы и фона для переживания чувства постоянно вплетаются в нашу жизнь. Наша биография выткана узорами чувств, и даже наше тело формируется ими. Чувства влияют на образование морщин на лице, на посадку головы, осанку, они рассказывают о том, какие душевные состояния преобладали на протяжении жизни. Чувства представляют силу, с которой следует считаться. Если не признавать чувства, то это приведет лишь к тому, что они спрячут свою силу за телесными проявлениями, и тогда дадут о себе знать нарушения сна, мигрень, болезни желудка, затруднения дыхания и прочие психосоматические нарушения.

В гораздо большей степени чувства представляют собой позитивную реальность в жизни человека. Они являются тем мостиком, который создает близость — близость в отношениях с другими людьми, близость по отношению к вещам, а также и близость к себе самому. Чувства являются, так сказать, телом проживания жизни. Что остается от прожитого, произошедшего, услышанного, от подарка, отпуска, партнера, от сексуальности, от ребенка? Только эмоциональный след – переживание.  Без резонанса чувств мир остается пустым и немым — музыка не имеет звука, картины не имеют цвета, воспоминание становится бледным, ни о чем не говорящим — именно благодаря чувствам в нас входит жизнь.

Однако, несмотря на столь большую экзистенциальную важность переживаний, человек совсем не готов открываться для них каждый раз. Ему хорошо известно и то, что чувства не только мешают, но и делают неуверенным. Особенно, когда человек понимает, что чувства неподконтрольны ему, не могут быть объяснены и изучены, как другие объекты, их трудно измерить, классифицировать и т.д. Напротив, чувства сами подчиняют себе человека.

Они поднимаются из неведомых и неконтролируемых глубин, удерживаются некоторое время для того, чтобы исчезнуть вновь, и при этом мы не знаем, как это происходит.

Я хочу рассказать историю одного мужчины, который пришел ко мне на прием. Ему было 67 лет, и уже в течение 10 лет он находился на пенсии по причине перенесенного тяжелого инфаркта. Он пришел, чтобы проверить кровяное давление, потому что боялся нового инфаркта. Поводом для беспокойства было сильное напряжение в связи с тем, что его жена захотела с ним развестись. Он не ожидал этого, несмотря на то, что с недавнего времени у него была связь с вдовой одного с ним возраста. Впервые в жизни он был влюблен. Он не ожидал, что его жена придет к мысли о разводе, так как у нее постоянно были связи на стороне. До сих пор его это мало беспокоило, он даже не до конца это осознавал. Однако теперь жена воспользовалась возможностью для того, чтобы (по-видимому, из финансовых соображений) расстаться с ним.

Поводом для консультации ни в коем случае не было его душевное страдание: боль, страх перед будущим, чувство неуверенности. Все это для него было не слишком ощутимо, не слишком реально. Он хотел вылечить тело! Чувства были для него чем-то второстепенным. Такое поведение является очень распространенным и типично для людей, которые не справляются с реальностью своих чувств.

После измерения давления я стал говорить с ним о его страхе. Страх перед новым инфарктом был понятен, однако у меня сложилось впечатление, что его страх глубже и это не только страх перед инфарктом. Он подтвердил, что живет в страхе с детства. Когда он работал, то постоянно боялся доверять другим сотрудникам. Его все время преследовал страх перед разочарованием. В связи с этим страхом он вспомнил фразу, которую часто повторяла его мать, очень энергичная женщина. Она проходила терапию у одного известного венского психотерапевта, когда моему пациенту было около года. Тот сказал ей: “Слишком активных женщин следует держать подальше от детей, так как есть опасность, что они их подавят”. Мать часто произносила эту фразу перед гостями и друзьями, в итоге она никогда не ласкала сына и не брала его на руки. Знала ли она, что это означает для маленького мальчика? Это препятствовало развитию его чувственной жизни и подрывало его базовое доверие.

Следующий фрагмент нашей беседы демонстрирует пренебрежение к чувствам и фатальное воздействие этого обстоятельства на его жизнь. Поскольку все, что в нашей беседе касалось чувств, он считал второстепенным, то для актуализации его чувств я спросил напрямую: не может ли помимо сложностей в отношениях с энергичной женой иметь для него значение тоска по его энергичной матери? И тут 67-летний мужчина покраснел и стал заметно нервничать. После нескольких ничего не значащих слов он снова взял себя в руки и очень деловито заявил, что тогда это было именно так и что теперь с этим уже ничего нельзя поделать. Он не испытывает в этой связи чувства грусти. Все это только закалило его и сделало рациональным человеком, за что он благодарен своей матери.

П.: Испытывать такие чувства — это ничего не дает. Это всего лишь как жалеть самого себя.

Т.: Я думаю, что жалость к самому себе, может быть, как раз то, что вы теперь даете себе вместо матери: это значит, что у вас есть чувства для себя самого, что вы сочувствуете самому себе.

П.: Я бы этого не хотел.

Т.: Тогда вы запираетесь на задвижку, которая закрывает от вас ваши чувства.

П.: Еще говорят, что я мало радуюсь… Может быть, это связано с моим страхом перед чувствами.

Т.: Многие болезненные и печальные мысли дремлют…

П.: Я бы сказал, хаотичные чувства и огромная чувствительность… Мысли я могу контролировать, но чувства? Поэтому я всегда пребывал в мире мыслей. Моя жена часто сходила с ума от моего логического анализа. У меня всегда были сложности с проживанием своих чувств, я всегда воспринимал чувства как нечто мешающее мне.

Т.: Может быть, вы смогли исключить чувства в меньшей степени, чем вы думали, и чувства, в конечном итоге, управляли вами?

П.: Возможно, постоянное ощущение отстраненности, пессимизм и страх происходят от этого. У меня постоянно было такое ощущение, что меня постигнет разочарование в том, что касается чувств.

Меня тронула встреча с этим мужчиной. Грустно было смотреть на него, 67-летнего, перенесшего инфаркт, живущего уже в течение многих десятилетий в неудачном браке и испытывающего такой сильный страх. Несмотря на свой возраст, внутренне он был одиноким и брошенным ребенком, как и тогда, когда ему был годик, два или четыре. Если бы только у него раньше была возможность услышать свои чувства! Если бы он мог принять чувство тоски по своей матери, мог позволить себе заплакать! Я непроизвольно стал размышлять о том, что его жизнь могла бы сложиться иначе. Его отношение к жене, к самому себе и к своему телу не было бы таким дистанцированно-отстраненным. То, чего ему не доставало, никогда не было ему чуждым. Он ощущал это с самого детства, он и сегодня краснеет, несмотря на скрываемые чувства. Кто внушил ему, что он не вправе тосковать, печалиться, бояться?

Для того чтобы у нас хватило мужества положиться на наши чувства, нам подчас нужно, чтобы нас поддержали и ободрили люди, которые нас понимают. Тот, кто остается наедине со своими чувствами, вскоре будет вынужден отодвинуть их, чтобы они не заполонили его целиком. Однако так как никто не обратил внимания на его душевное состояние, он думал, что в жизни важно избавляться от чувств. Еще в большей степени он учился игнорировать чувства также и потому, что был мальчиком и должен был стать мужчиной. Пример этого пациента, впрочем, показывает, что свои душевные беды можно уладить и одному. Это важно в ситуациях, когда нет возможности их пережить. Однако вытеснить не значит отменить. Его болезнь, то, как протекал его брак, поздняя влюбленность — все это указывает на то, что жизнь с этим вытеснением не примирилась. Его жалобы и страхи были связаны с тем, чего он сам со своею сдержанностью чувств более не понимал, и я обратил на это его внимание.

Все чувства (Fühlen) делятся на интуитивное чутье (Schpüren) и чувствования

Это деление восходит к аксиологии Шелера. Он говорил о путанице в понятиях и теориях, в частности, о теории Канта, который не различает эти две категории и в результате «относит все чувства (Fühlen) и даже любовь и ненависть – поскольку он не может свести их к «разуму», — к «чувственной сфере» и тем самым исключает их из этики» (Шелер, 1994, с.283). Далее Шелер указывает, что дихотомия «разум–чувства» упускает из поля зрения тот факт, что чувства различаются по своей природе. Это вытекает из самого процесса феноменологического восприятия. В нем присутствует 1) тот, кто воспринимает и 2) то, что является объектом его восприятия. Первый тип чувств – контактные, близкие чувства, чувства, относящиеся к внутренним ощущениям человека в данной ситуации — чувствования тела, психический настрой (настроение), самочувствие, — все это имеет соотнесение с самим воспринимающим субъектом. Он может быть в акте феноменологического усмотрения направлен на другое, не на себя, но его внутренние субъективные ощущения сопровождают этот процесс. Человек как бы ощупывает ситуацию своей кожей и спонтанно получает ответ на вопрос: «Как это для меня?», «Как я чувствую себя при этом?».

Второй тип чувств имеет совершенно иную природу. Это чутье, которое в акте персональной открытости интеционально направлено на другое, на объект. Чутье сравнимо с дистантными органами чувств: зрением и слухом, оно осуществляет восприятие внешнего и не исходит из моего тела и настроения, но идет извне. У категории совершенно другое содержание. Не обладая большим объемом информации, я могу почувствовать что-то важное и совершенно конкретное: «У него что-то случилось», «Нужно позвонить NN». Это высочайшее духовное достижение человека. Именно об этих интенциональных актах постижения ценностных оснований виденного Шелер и говорит: «вся наша духовная жизнь, — а не только предметное познание и мышление — обладает чистыми в их сущности и содержаниями независимыми от факта человеческой организации… И эмоциональная составляющая духа, то есть чувства, предпочтения, любовь, ненависть и воля имеют изначальное априорное содержание, которое у них нет нужды одалживать у мышления и которое этика должна раскрыть совершенно независимо от логики. Существует априорный «logique du coeur», как метко замечает Паскаль» (там же, с.282).

Лэнгле развивает именно этот подход, позволяющий в теории дифференцировать состояния чувственных ощущений и интуитивного или «духовного узрения сущности». Это последнее в процессе феноменологического восприятия оказывается возможным только после того, как человеку удалось отодвинуться от себя самого, разобраться с источником своей эмоциональности и обратить взгляд к ситуации.

Если вопрос контактного чувствования — «Как это для меня, для моей жизни?», то вопрос дистантного чувствования — «Каково там им?», «Хорошо ли это для них?». Если контактное внутреннее чувствование относится к ситуативному состоянию, то интуитивное чутье охватывает гораздо большую дистанцию – прошлое и будущее. Чутье направлено, по Шелеру, на собственную внутреннюю ценность вещи, ситуации или меня самого, «ценность, в которой несравнимая и неповторимая вещь» выступает без прагматического аспекта.

А.Лэнгле развивает теорию, показывая какое значение имеют оба типа чувств для человеческой жизни. Первый тип – контактные чувства он определяет как чувства-индикаторы проблем. Второй тип – как основание для  занятия позиции и  принятия решения.

В предыдущем примере мужчина поступал правильно, не следуя своим страхам. В течение всей жизни он оставлял их без внимания. Он не смог бы жить, если бы следовал за страхом и недоверием; он не смог бы ни завести семью, ни работать. С таким эмоциональным набором, вероятно, внутреннее отчуждение позволило ему наилучшим образом использовать свою жизнь, не доверяя своим эмоциональным состояниям и полагаясь только на свой разум. В его ситуации это было правильно, потому что преобладающие чувства страха и недоверия были производными чувствами. Они были последствием подавленной тоски по матери, которую он никогда не выражал. Так, со временем, он потерял связь с тем, что было для него важным. И то и другое: утрата внутренней связи с самим собой и отсутствие контакта с матерью лишили его почвы под ногами. В результате его жизнь была окружена страхом, неуверенностью и, как он говорил, “фундаментальным чувством недоверия”. Первоначальные чувства тоски, одиночества и беспомощности постепенно скрылись под покровом страха и недоверия.

Такие эмоциональные состояния и настроения, как, например, страх, общая неуверенность, недоверие, уныние и чувство одиночества не подразумевают, что мы слепо будем следовать их импульсам. Правильно говорят, что страх является плохим советчиком. Подобные эмоциональные состояния имеют другой смысл: они являются как бы табличками с указателями и предупреждающими надписями, которые хотят обратить наше внимание на что-то. Они связаны с состоянием тела и предшествующим биографическим опытом. Они дают информацию о том, как человек себя чувствует и подобны “контрольным лампочкам” нашего самочувствия. Например, если я не могу больше по-настоящему радоваться, то это может указывать на физическое переутомление или на печальный и обременительный период жизни, который я эмоционально переживаю. Смысл этих эмоциональных состояний заключается в том, чтобы, следуя за ними, мы своевременно почувствовали их причину и поняли их. Мужчина должен был бы спросить себя: откуда происходят мои страхи и недоверие? Так как он оберегал себя от чувств, он, конечно же, не мог понять их смысл и не задавался вопросом об их происхождении. Как бы парадоксально это ни звучало: он, полный недоверия, вследствие этого часто был слишком легковерен, у него было слишком мало недоверия там, где это было бы уместно. Он имел все основания для недоверия. И тут кошка кусает себя за хвост: последствием длительного избегания чувств является то, что их сила может проявляться беспрепятственно. Прятать чувства и защищаться от них броней следует тем в большей степени, чем меньше мы видим их как надежные указатели на тоску, дефицит или психологическую травму.

Как можно распознать эту группу чувств? Это чувства, которые дают информацию о физическом самочувствии и душевном состоянии. Они могут быть непосредственно связаны с ситуацией и, например, указывать на гнетущую духоту в помещении. Тогда их смысл заключается в том, чтобы обратить наше внимание на оптимизацию ситуативных условий. Чувства могут в меньшей степени быть вызваны внешней ситуацией, но и тогда они являются табличками-указателями. При этом они также указывают на условия, однако теперь на условия, которые связаны не с конкретной ситуацией, а происходят из прошлого жизненного опыта, который лишь теперь надлежит вновь пережить и понять. Эти условия находятся в самом человеке. Если искать причину возникновения этих чувств вовне, то это от них отвлекает. Часто они мешают в ситуации и являются непонятными, — однако эти чувства имеют свою ценность и свое значение. На них следует обратить внимание, поскольку они содержат важную информацию, в особенности, если они повторяются. В конкретной ситуации дистанцированное обхождение с ними чаще всего более уместно для того, чтобы справиться с ситуацией. Чувством, не связанным с ситуацией, а привнесенным, является, например, страх, который  внезапно охватывает человека на улице, дома или на работе. Этот страх связан с человеком, с его физическим состоянием или невротическим расстройством. Таким “чувством-указателем” может стать и недоверие в том случае, когда ни один из конкретных сотрудников не дает повода для него. Если это так, если мы не находим ничего, кроме общего ответа типа “никогда нельзя знать почему это возникает”, тогда чувство указывает на внутренние, старые жизненные обстоятельства. Мы должны своевременно заняться ими для того, чтобы выйти на след происхождения чувства.

Другой пример — постоянно возвращающееся чувство: «Все лучше меня». Это эмоциональное состояние, на которое нам не следует ориентироваться в ситуации, поскольку оно может нас парализовать. Для того чтобы оставаться жизнеспособным, важно отойти от подобного депрессивного чувства на определенную дистанцию. Вместе с тем, не нарушая временного дистанцирования, его следует рассматривать как «табличку-указатель». Во время молчаливого пребывания с самим собой или еще лучше, в беседе с человеком, который вас понимает, или, в случае необходимости, с психотерапевтом, следует вникнуть в суть этого чувства.

Однако, к сожалению, тот, кто испытывает чувство, что другие лучше него, в большинстве случаев сам в глубине души верит в это. Часто он надеется, что это не подтвердится и изо всех сил этому чувству противится. Он борется с чувством, как правило, до изнеможения жертвуя собой ради других. Думая, что таким образом он может спастись от чувства, он живет в сильном напряжении и в борьбе. Это понятно, так как часто бывает слишком болезненно в одиночку выяснять происхождение подобного чувства и, вероятно, сталкиваться с прошлыми травматическими событиями. Не слишком ли часто такого человека сравнивали с одноклассниками, братьями и сестрами, соседями? Или его пытались «подогнать» под определенные нормы и требования, не считаясь с его индивидуальностью? Как часто его усилия и успехи обесценивались? Как часто родители невербально сообщали ему чувство (или даже прямо говорили об этом), что его жизнь является для них бременем, что он им в тягость? Как может быть хорошо то, что он делает, если он несет в себе чувство, что это плохо — то, что он есть? Настолько глубокими и далеко идущими могут быть чувства. И точно также глубоко следует идти в обращении с ними.

Часто на меня производило большое впечатление и глубоко трогало, когда во время терапевтических бесед я становился свидетелем того, каких невероятных результатов добивались люди в борьбе против влияния таких чувств и своих внутренних катастроф. Иногда они в течение многих лет и десятилетий справлялись с жизнью: работали, проводили свободное время, проживали свои слезы и отчаяние — до тех пор, пока так уже больше не могло продолжаться, и тогда им приходилось обращаться за помощью. В большинстве случаев я бы пожелал им, чтобы они пришли на терапию раньше. Однако я уважаю их старания, когда они пытаются жить сами, удаляясь от обременяющих их чувств на дистанцию, обеспечивающую жизнеспособность.

До сих пор мы говорили о группе чувств, которые являются индикаторами того, как мы обращаемся сами с собой: следим ли мы за собой или относимся к своей жизни небрежно. Эти эмоциональные состояния, однако, не должны являться основой для принятия решений о чем-то ином – о том, что не есть я (о ситуации, о другом человеке). Эти чувства связаны с нами самими, а не со смыслом ситуации. Они являются отражением нашего физического состояния,  общего жизненного настроя, а также того опыта переживаний, который хранит наша биография. Это чувства, которые нас не отпускают, потому что они нам принадлежат. Их задача заключается в том, чтобы привязать нас к нашему телу и к нашей биографии и установить связь с жизненными условиями внешней ситуации. Поэтому они носят указующий характер. Они побуждают нас к тому, чтобы разобраться в них и понять, что они означают. Понять их — означает лучше понять самих себя. Однако так как эти чувства не всегда связаны непосредственно с ситуацией на работе, в семье, с беседой, которую мы сейчас ведем, важно, чтобы мы могли сохранять по отношению к ним определенную дистанцию. Наша жизнь стала бы рассеянной, если бы мы неосмотрительно следовали за каждым дурным настроением, каждым раздражением, каждым проявлением гнева, каждым разочарованием, каждым желанием. Определенная дистанция по отношению к ним защищает нас как от чувственного сибаритства, так и от патологического купания в душевной боли. Сентиментальность, кстати, можно определить как результат того, что мы понимаем эмоциональные состояния не как таблички-указатели, а как самоцель.

Помимо этого существует еще и другая группа чувств. Они раздаются в нас, как звук, когда мы обращаемся к человеку или к вещи. Собственно говоря, нам это очень знакомо… Это звучание чувств подобно музыке, сопровождающей внешнюю реальность, подобно внутренней картине внешней действительности. Так как его источник находится вовне, оно возникает одновременно с эмоциональными состояниями, источник которых находится внутри. Так, например, мы можем испытывать эмоциональное состояние страха, но все-таки во время еды обращаем внимание на вкусовые ощущения, и еда кажется нам вкусной. До определенной степени нас может захватить книга, мы можем наслаждаться концертом, с интересом слушать доклад и дать фильму увлечь нас независимо от того, с какими чувствами мы пришли. Если переживания увлекательны, мы даже на некоторое время забываем о том, как мы себя чувствуем. Тогда мы обращаем внимание не на наши эмоциональные состояния, а, например, на фильм и на то, что мы в связи с ним переживаем. Мы чувствуем более не себя, мы угадываем чутьем происходящее, мы чувствуем то, что происходит там.

Так как этот процесс является чрезвычайно важным для того, чтобы переживать жизнь полностью, ценно, исполненно, я бы хотел детально рассмотреть его шаги. Что мы делаем, когда мы, например, идем в кино? Мы смотрим фильм, слушаем, думаем. При этом уже происходит многое: мы заняты чем-то, что не есть мы сами. Мы занимаемся чем-то другим, и сами приводим себя в состояние открытости: глаза и уши открыты, иногда даже рот… Подобно тому, как в смотрящий глаз благодаря раскрытию зрачков проникает свет, точно также через душевную открытость обращения и интереса что-то проникает в нас. Что это?

То, что способно прийти к нам в этой открытости, то, что нас трогает и к чему-то побуждает — это экзистенциальные ценности. Мы чувствуем, что происходящее нас захватывает, интересует, увлекает, оно касается нас. Мы испытываем это более или менее сильно; мы чувствуем, что от пассажа к пассажу это может изменяться. Мы чувствуем, что хорошо, а что — плохо, что является для жизни важным, а что нас от нее отдаляет. Во встрече с другим человеком мы можем, например, чувствовать, как он к нам относится.

Удивительно, чего мы только не можем почувствовать благодаря языку, изображению и звуку. Однако мы воспринимаем не только качество и напряжение, мы чувствуем больше. Если мы при этом раскрываемся для самих себя, тогда мы чувствуем и нашу внутреннюю позицию по отношению к этому. Например, я чувствую, как я это воспринимаю, что я отклоняю, а что могу утверждать. Все это мы чувствуем сначала эмоционально и лишь потом занимаемся этим в наших мыслях. Мы чувствуем также и первые побуждения к действию: например, как нам следует относиться к какому-либо человеку, должны ли мы остаться здесь или выйти, что мы, собственно говоря, должны сказать или сделать.

Этот второй вид чувств дает нам возможность осознать, в чем состоит суть. Эти чувства просматривают ситуацию насквозь в отношении ее экзистенциальной ценности. То, что мы чувствуем — это то, что сейчас имеет значение, то, что сейчас “создает смысл”. Поэтому эти чувства являются персональной ориентацией в отношении того, что нужно сделать, в отношении того, что является “правильным”. Они “указывают направление”, потому что являются более тонкими, чем то проницательное, что может родить разум. Нам так трудно с этим “шестым чувством”, потому что иногда это выглядит, как ясновидение, — когда наше чутье распознало что-то задолго до того, как это наступило.

Так, например, женщина борется с мыслью о том, чтобы уйти из семьи со своими двумя детьми. Она чувствует, что для нее и для детей оставаться здесь— плохо. Муж не понимает ее проблему. Он не вникает в ее чувства и размышления. Женщина же чувствует, что обстоятельства все больше стесняют ее, однако муж думает, что у нее нет причины для того, чтобы чувствовать себя стесненной и уж тем более, чтобы уйти. Ведь все в порядке: и она, и дети хорошо обеспечены и устроены. Это так — они хорошо устроены. Однако ее чувство становится все сильнее — настолько, что она больше не может жить в этих условиях. И поэтому она уходит. Она берет с собою детей. Муж остается дома. Она чувствует, что поступает правильно, хотя живет в большой нужде и испытывает сомнения вплоть до отчаяния. Может быть, это самая большая ошибка, которую она когда-либо сделала? Это были годы тяжелейшей нужды и напряжения. Из последних сил она выходит из затруднительного положения. Она больше никогда не сошлась со своим мужем. Женщина следовала своему чувству. Она точно чувствовала, что было необходимо уйти, и у нее хватило мужества положиться на чутье и на саму себя. Это было в 1938 году. Она была еврейкой. Она уехала в Англию. Ее сестра погибла в концентрационном лагере. Ее муж был австрийцем. Ее звали Анна Ламберт. Она описывает это в книге: «Ты не можешь ни от чего убежать”.

Иногда требуется большое мужество, чтобы настолько положиться на свое чутье, как эта женщина. Однако именно тогда, когда нам удается следовать тому, что мы считаем правильным, важным и необходимым, именно тогда и только тогда мы живем нашу жизнь. Можем ли мы быть верны сами себе, если мы живем вопреки нашему собственному чувственному восприятию?

Но где можно научиться полагаться на самого себя? Кто мне говорил об этом, когда я был ребенком и кто поддерживал меня в том, чтобы я обращал внимание на то, что я сам чувствую? Нам следовало бы пересмотреть методы воспитания и педагогику и искать формы, которые способствовали бы развитию собственного чутья ребенка и воспринимать его чутье с уважением. Тот, кто не научился проживать то, что является для него важным, тот научился не жить, а слушаться! Тот, кто не чувствует, что является для него важным и не может положиться на это чувство, становится чужим самому себе. Потому что если я не могу положиться на свое собственное чувство, на что же тогда ориентируются мои решения? Кто тогда в бесчисленных жизненных ситуациях скажет мне, как поступить? Для того чтобы ориентироваться в собственной жизни, необходимо уметь полагаться на свое чувство. В противном случае человек рассчитывает на предписания, авторитеты, на заведенный порядок, который говорит, что нужно делать.

То, о чем говорилось выше, в равной степени касается и мужчин, и женщин. Конечно, существуют различия в эмоциональности между мужчиной и женщиной, равно как и между разными людьми одного пола. Так и должно быть, если эмоциональные состояния являются восприятием внутренней действительности — прежде всего тела и его состояния и помимо этого, конечно, биографического опыта. Что касается различия полов, то оно находит свое обоснование в теле (только там его можно однозначно понять). Поэтому внутреннее, чувственное восприятие тела в зависимости от пола несколько отличается.

Что же касается второй группы «чувств, связанных с чутьем», то не следует ожидать каких-либо различий в распознавании ситуативно-важного. В результате исследований (прежде всего обширного исследования Кристы Орглер) мы не смогли выявить различия между полами. Формулируя иначе, мы можем сказать: мужчины и женщины одинаково хорошо обладают чутьем и эмоциональным осмыслением того, что имеет смысл в ситуации.

Разделение чувств, предпринятое нами в данной работе, осуществляется редко. Однако существенное различие представляет собой то, привязывает ли меня чувство в качестве таблички-указателя к самочувствию и к тому, что было в моей жизни раньше, или же оно предлагает мне в результате восприятия актуальной жизненной ситуации основу для принятия решения и указывает направление для дальнейшей жизни. Разделение обоих областей чувств имеет для этого фундаментальное значение. Тот, кто ставит свои решения в зависимость от эмоциональных состояний, постоянно делает их приоритетными и проживает их беспрепятственно, минует исполненную экзистенцию. Он отправится в «путешествие по Я», в котором, в конечном итоге, станет таким же невыносимым для самого себя, как и для других. Мы считаем, что для принятия решений и для выбора будущей жизни чувствующий взгляд, «чутье на правильное», представляют собой последнюю и достойную доверия основу. Нам следовало бы положиться на чутье — иначе мы будем жить чужую жизнь.

Автор — Альфрид Лэнгле

Глава из книги Что движет человеком? публикуется с согласия издательства Генезис